Дисфункция реальности: Увертюра - Страница 7


К оглавлению

7

– Ну как мне убедить тебя, что твоей вины тут нет? – спросил Питер. Это было как раз в тот день, когда они покинули планету. Они вдвоем сидели в офицерской столовой военного космопорта, пока готовили к полету их челнок.

– А разве ты на моем месте не чувствовал бы себя виноватым? – раздраженно возразила она. Разговаривать ей не хотелось. Но молчать не хотелось еще больше.

– Чувствовал бы. Но не так сильно, как ты. Ты возлагаешь на себя вину чуть ли не за весь конфликт в целом. По-моему, это неправильно. Просто и мы с тобой, и все, кто живет на этой планете, захвачены судьбой.

– Интересно, сколько деспотов и военачальников утверждали то же самое? – парировала она.

На его лице отразились одновременно и печаль, и сочувствие.

Алкад смягчилась и взяла его за руку.

– Как бы там ни было, все равно спасибо, что полетел со мной. Вряд ли я смогла бы одна ужиться с военными.

– Все будет в порядке, ты же знаешь, – ласково сказал он. – Правительство не допустит никакой утечки информации. И уж конечно, никто и никогда не узнает имени создателя.

– Хочешь сказать, что я смогу вернуться к нормальной работе? – спросила она. В ее голосе сквозила горечь. – Как ни в чем не бывало? – Она прекрасно знала, что все будет совсем не так. Разведслужбы половины правительств Конфедерации из кожи вон вылезут, но выяснят имя изобретателя нового оружия. Если уже не выяснили. Ее судьба просто не может оказаться в руках какого-нибудь там члена правительства ничтожной в политическом отношении Гариссы.

– Ну, может, не совсем уж как ни в чем не бывало, – сказал он. – Но университет-то все равно никуда не денется. И студенты. Это же то, ради чего мы с тобой живем. Ведь на самом деле мы находимся тут только ради того, чтобы защитить все это.

– Да, – отозвалась она так, будто это слово, прозвучав, превращало сказанное им в реальность. Она посмотрела в окно. Они находились недалеко от экватора. Блеклое гарисское солнце отбрасывало блики на оконное стекло.

– Вот и октябрь. В университетском дворике сейчас, наверное, по колено семяпуха. Он всегда ужасно меня раздражал. И кому только пришло в голову основать афроэтническую колонию на планете, на трех четвертях которой умеренный климат?

– По-моему, то, что мы способны существовать только в тропическом аду, просто старый, набивший оскомину миф. Важно, в каком обществе мы живем. К тому же лично мне, например, зима даже нравится. Ты бы первая взвыла, если бы такая жара, как сейчас, стояла круглый год.

– Да, пожалуй, ты прав, – усмехнулась она Он взглянул на нее и вздохнул.

– Ведь наша цель только их звезда, Алкад, а вовсе не сама Омута. Так что у них будет шанс. И неплохой.

– Их на планете семьдесят пять миллионов. И все они останутся без света и тепла.

– Конфедерация им поможет. Черт, да во времена Великого Расселения с Земли высылали по десять миллионов человек в неделю.

– Этих старых колониальных транспортных кораблей больше не осталось.

– Правительство Земли и сейчас высылает около миллиона в неделю, да к тому же существуют тысячи военных кораблей. Это вполне реально.

Она кивнула, хотя прекрасно понимала, что ничего реального в этом нет. Конфедерация не смогла убедить даже правительства двух небольших миров помириться, хотя этого все хотели. Так стоит ли надеяться, что Ассамблея добьется координации действий восьмисот шестидесяти звездных систем, слишком неохотно поступающихся своими ресурсами и населенных такими несходными расами?

Льющийся через окно столовой солнечный свет постепенно становился багровым, а затем и вовсе начал меркнуть. На какое-то мгновение помутившееся сознание Алкад едва не решило, что это результат работы Алхимика. Но стимулирующие программы привели ее в себя, и она поняла, что находится в невесомости в своей каюте, слабо освещенной мерцающим розовым сигналом тревоги. Вокруг нее плавали какие-то люди. Это были члены экипажа «Бизлинга», негромко и взволнованно о чем-то переговаривающиеся. Ее щеки вдруг коснулось что-то теплое и влажное. Она инстинктивно подняла руку к лицу. Тут в поле ее зрения вплыл рой каких-то темных шариков, поблескивающих на свету. Кровь!

– Питер! – Ей казалось, что она кричит, на самом же деле ее было едва слышно. – Питер!

– Спокойно, спокойно. – Это был кто-то из экипажа. Мензул, что ли? Он держал ее за руки, не давая шевельнуться.

Наконец ей удалось увидеть Питера. Над ним нависли еще два члена экипажа. Все его лицо было покрыто медицинским нанопластырем и больше всего походило на сплошной кусок толстого зеленого полиэтилена.

– Мария милосердная!!!

– С ним все в порядке, – поспешно сказал Мензул. – Он скоро поправится. Нанопластырь сделает свое дело.

– А что случилось?

– На нас напала группа черноястребов. Взрывом антиматерии пробило корпус. Нам здорово досталось

– А что с Алхимиком?

Мензул пожал плечами.

– Вроде цел. Только теперь это уже не важно.

– Почему? – Но, задавая вопрос, она уже знала, что не хочет знать ответа.

– Пробоина в корпусе повредила тридцать процентов наших прыжковых установок. Это военный корабль, который может выполнять прыжки, даже если повреждено десять процентов установок. Но тридцать... Похоже, мы основательно застряли – в семи световых годах от ближайшей населенной звездной системы.

В этот момент они находились ровно в тридцати шести с половиной световых годах от своей родной Гариссы, звезды класса G3. Если бы в тот момент они направили сохранившиеся оптические датчики на тусклое пятнышко света, оставшееся позади, и если бы эти датчики смогли обеспечить нормальное разрешение, то через тридцать шесть лет, шесть месяцев и два дня они засекли бы мощную вспышку – результат взрыва сброшенных на их родную планету нанятыми Омутой кораблями пятнадцати планетарных бомб с антиматерией. Каждая из них вызвала многомегатонный взрыв, по мощности эквивалентный столкновению с тем астероидом, который погубил земных динозавров. Атмосфера Гариссы была безвозвратно погублена. Поднялись мощные бури, которые не затихнут еще много тысячелетий. Сами по себе смертельной угрозы они не представляли. На Земле купола над городами защищали людей от неимоверной жары уже пять с половиной столетий. Но, в отличие от астероида, при столкновении с которым имел место выброс лишь чисто тепловой энергии, планетарные бомбы при взрыве выбрасывали еще и примерно такое же количество радиации, что и небольшая солнечная вспышка. В течение восьми часов бури разнесли радиоактивные осадки по всей поверхности планеты, делая ее абсолютно непригодной для жизни. Еще через два месяца планета была полностью стерилизована.

7